Николай Диденко: "Когда работал только для себя, чувствовал пустоту" (Интервью порталу pravmir.ru)

О чем поют дети, когда им тяжело. Лауреат премии Grammy, оперный певец Николай Диденко о своем крещении, работе в Сретенском хоре и благотворительном проекте «Белый пароход».

Николай Диденко был регентом детско-юношеского хора Патриаршего подворья и солистом хора Сретенского мужского монастыря. Сейчас это оперный певец с мировым именем. Его бас – редкий basso cantante – звучит со сцен оперных театров США, Великобритании, Германии, Франции, России, Испании, Дании.

Уже 12 лет подряд лауреат премии Grammy-2017 развивает на Дальнем Востоке благотворительный проект «Белый пароход. Поющие реки России» – учит петь музыкально одаренных детей с инвалидностью, сирот, ребят из неполных, многодетных и малообеспеченных семей и дает им старт в музыкальную карьеру.

«Многим детям музыка продлевала жизнь»

– Николай Алексеевич, когда вы волнуетесь больше: перед выступлением на сцене Венской оперы или Большого театра или же на гала-концерте ваших ребят?

– Единственная ситуация, когда я волнуюсь – если не успел доучить текст (смеется). Например, мне звонят и просят на следующий день выступить. И приходится быстро учить. Но это бывает очень редко.

Больше всего я нервничаю, когда стою за кулисами и слушаю, как дети исполняют все, что мы с ними выучили. Особенно когда знаю, что иногда это место получается, а иногда нет. Мне даже проще самому выйти и спеть. Два раза наши дети выступали под аккомпанемент Большого симфонического оркестра – впервые со времен СССР. У нас всегда есть слабослышащие дети, владеющие жестовым пением, и однажды песню «Радуйся» Раймонда Паулса весь хор исполнял параллельно и на жестовом языке. И хотя мы оттачивали каждую деталь, очень волновался за ребят. И так всегда.

– Нашла у вас в соцсетях скриншот переписки с мамой Еленой: «“Белый пароход” заменил Елисею медикаментозные курсы лечения, ребенок живет без таблеток! Низкий Вам поклон!» Вы когда-нибудь думали, что будете получать такие письма?

– Я даже больше скажу – мы начали работать ради поддержки таких детей. Некоторых, к сожалению, уже нет в живых. И они жили только музыкой и общением с педагогами Академии хорового искусства, с заслуженным артистом России Александром Покидченко. Мы с ним начинали это дело.

Когда провели первую смену, дети умоляли продолжить. Многие сидели дома с тяжелыми заболеваниями, и «Белый пароход» буквально продлевал им жизнь. Помню девочку Альбину Грачеву, которая, к сожалению, уже ушла. У нее была болезнь Верднига-Гоффмана. Но пела Альбина потрясающе, очень проникновенно. Каждое ее выступление было призывом: «Посмотрите, как я живу, и не жалуйтесь на свои проблемы». И люди выходили в слезах. Таких детей было много, и мы не имели права их предать. Хотя были моменты, когда мы с трудом собирали деньги на очередной фестиваль, и было страшно, так как эти дети только проектом и жили.

Музыкальный благотворительный проект «Белый пароход. Поющие реки России» был создан в Хабаровске в 2005 году. Каждое лето на теплоходе «Василий Поярков» собираются вокально одаренные дети со всего Дальнего Востока и других регионов страны. Все они со сложными судьбами: у кого-то тяжелая болезнь, кто-то из малообеспеченной, многодетной или неполной семьи. Три недели около ста ребят живут на корабле, путешествуют по Амуру, усиленно занимаются вокалом и к концу смены готовят гала-концерт. Многие из них продолжают карьеру в высших музыкальных учебных заведениях России.

Родоначальником проекта был Хабаровский краевой благотворительный фонд активного развития, интеграции детей-инвалидов (ХКБФ АРИДИ), сегодня его организатор – Хабаровский краевой благотворительный фонд «Счастливое детство». Художественный руководитель «Белого парохода» – оперный певец Николай Диденко. Среди попечителей проекта – композитор Александра Пахмутова, дирижер Валерий Гергиев, пианист и концертмейстер Александр Покидченко, поэт Николай Добронравов.

– А до этого вы были знакомы со сферой благотворительности?

– Еще в студенческие годы фонд «Мир искусства» приглашал меня в свои проекты. И тогда я впервые столкнулся и начал общаться с детьми с ограниченными возможностями. Не только пел, конечно, но и физически помогал, например, если было нужно вытащить детей-колясочников из автобуса. Никогда этого не боялся.

И вот в 2005 году Владислав Тетерин из фонда «Мир искусства» попросил меня поехать в Хабаровск и отобрать несколько детей для участия в крупных проектах в Москве. В тот момент я только вернулся со стажировки из Хьюстона, август оказался свободен, и мне было очень интересно после долгого времени на чужбине поехать на Дальний Восток. Россия, Амур, корабль – для меня все было романтично и красиво. К тому же и родился я в Петропавловске, а через 10 дней меня перевезли в Москву. В тот приезд вместе с руководителем фонда «АРИДИ» Ириной Анатольевной Юрьевской мы и придумали эту историю.

Сделали скромненький концерт на пароходе, а после этой смены стали собирать поющих детей со сложными судьбами со всего Дальнего Востока. И вокруг появились совершенно замечательные люди, с которыми мы работали как команда. Но еще меня поразили дети своими талантами. И вдруг я увидел, что эта идея может жить. К тому же опыт работы с детьми тоже уже был и очень пригодился.

– Я заметила, что в соцсетях дети называют вас просто Колей…

– У нас на «Белом пароходе» все обращаются друг к другу на «ты». Даже были комичные ситуации, когда вожатые – девочки по 18-19 лет – встречают детей, и те называют их «Людмила Петровна». А потом приезжает команда достаточно именитых людей и дети бегут обниматься и кричат: «Привет, Саша, Коля, Загит!». И вожатые потом не знают, как себя вести (смеется). Таким образом, стирается грань, и мы становимся как семья. Вечерами устраиваем посиделки, всегда проводим День Нептуна, кстати, я всегда Нептун – это уже традиция.

Я далеко не приверженец западных систем, но этот подход мне нравится. Это как-то сближает и делает равными, коллегами. Так получилось с самого начала, когда я приехал со стажировки из Америки, и от обращения «Николай Алексеевич» меня совсем передергивало.

Хотя дисциплину я держу железно. Каждому ребенку, который может петь соло, мы стараемся дать сольный номер. И вот за опоздания на репетицию я могу снять номер. Для меня это очень тяжело, конечно, могу потом ночью не спать.

«Чем ближе к Церкви, тем больше искушений»

– Вы ведь руководили детско-юношеским хором Патриаршего подворья?

– Да, мне было 16 лет, я учился в 9-м классе хорового училища, когда отец Сергий Киселев из города Фрязино предложил мне попробовать регентовать детско-юношеским хором. В тот момент у хора не было регента, а я тогда предполагал, что буду дирижером. В детстве точно не мог представить себя оперным певцом, потому что мне жутко не нравилось оперное пение. Для меня хуже этого пения вообще не было ничего. Мне нравилась эстрада, особенно западная, например, Уитни Хьюстон. И только потом любовь к опере началась с Марио Ланца.

Так вот, любой дирижер мечтает о хоре. И это был мой первый опыт. Я тогда первый раз попал в храм, был неверующий, некрещеный, но решил попробовать.

Когда первый раз был регентом на службе, знаете, сколько людей с разных сторон мне подсказывали, что нужно делать в этот момент!

(смеется). Чуть позже я собрал хорошую команду из своих же друзей из хорового училища. И мы создали очень хороший хор, который на следующий год стал победителем международного православного конкурса-фестиваля в Польше. А еще мы тогда взяли приз зрительских симпатий.

– Без опыта церковной жизни сложно было управлять Патриаршим хором?

– Сначала я воспринимал это как работу. Да и очень интересно было работать с детьми, управлять хором. У меня даже была «звездная болезнь», и мои сверстники в немного жесткой форме отчитывали за это. Когда мне сказали, как я выгляжу со стороны, на эту тему задумался. Слава Богу, переборол. Но это было юношеское. Свалилась и слава, и первые премии.

Еще я работал в театре «Ленком» в постановках «Поминальная молитва», «Юнона и Авось» и «Фигаро». Однажды спектакль «Юнона и Авось» мы повезли в Израиль. В команде был Николай Караченцов, Марк Захаров – для меня это целый период в жизни, без которого я не сложился бы как артист. Каждый день наблюдал за величайшими артистами на земле. Следил за тем, как они играют, общаются с публикой, ведут себя на сцене.

Вообще, оперный артист – это тот же самый драматический артист, только еще с голосом и временными рамками. Если драматический артист может сделать временную паузу или где-то отойти от текста, то в музыке такое невозможно.

Оперный жанр крайне сложен, и нужно добиться в нем того, чтобы и текст был понятен, и людей до мурашек захватывала история, и игра с вокалом были на высоте. Это очень сложно.

Может, благодаря «Ленкому» я и понял, что хочу быть оперным певцом, и потихонечку начал двигаться в эту сторону. Мой брат Олег точно так же, как и я, пришел некрещеный в ту же самую церковь. В 18 лет отец Сергий Киселев нас крестил.

– Крещение как-то помогло вам побороть «звездную болезнь»?

– К сожалению, чем ближе к Церкви, тем больше искушений. Очень важно послушание, и многие люди забывают, что нужно смиренно жить. Дело было не в крещении. Просто в моей жизни есть принципы, которые я никогда не переступаю и живу только по ним.

– Какие?

– Они очень простые (улыбается). Быть добрым, отзывчивым. Обычные заповеди…

– Можете поделиться, в какие моменты вы наиболее остро ощущаете поддержку Бога?

– Мне очень тяжело за границей, это часть моей натуры. Я очень тяжело переношу одиночество, а так получается, что практически вся моя жизнь – это гастроли. Конечно, есть коллеги, но все равно мне хочется поговорить на русском языке. И несмотря на то, что есть скайп, я жутко тоскую по России. Стараюсь и храм какой-то найти, иногда на службы прихожу, могу и попеть где-то. Если нахожусь в Москве, то обязательно иду на службу. Раньше в Сретенский монастырь часто приходил. А самое страшное, когда после проекта сразу едешь за рубеж. Дети, визги, концерт, нервы и потом раз – и уехал. Гостиница, тишина. Как вакуум полный. Хотя, конечно, дети потом пишут, спрашивают, как дела.

«Очень важно замечать мгновения счастья»

– Николай Алексеевич, расскажите о своей семье.

– У нас музыкальная семья. Мой старший брат – Олег Диденко – тоже оперный певец, тоже бас, дирижер. Да, соседям в нашем детстве повезло (смеется). У меня два сына. Старший, Павел, учится в Академии хорового искусства. Младший, Олег, тоже собирается идти по этим стопам. Мама тоже любит петь.

– А как отец вы строгий?

– Да вы знаете, поступаю по совести. Иногда ребенок провинится, а я чувствую, что надо не обращать на это внимания. А в другом случае, если это какая-то подлость, стараюсь делать так, чтобы ребенок больше так не поступал.

– На ваш взгляд, что важно заложить в ребенке в детстве?

– Меня самого воспитывали на детских сказках. Добро, доброта – это самое главное. Важно, чтобы ребенок был добрым и понимал, что такое отдавать. Образование, конечно, тоже очень важно, и естественно, я хочу, чтобы мои дети получили хорошее музыкальное образование, но самое главное – человеческие качества. Чтобы ребята не могли пройти мимо беды и всегда помогали нуждающимся. Поэтому мои дети всегда приезжают на «Белый пароход», помогают.

– А можете рассказать о человеке, который для вас – пример для подражания?

– Это не один человек. Такие люди могут появляться в жизни совершенно внезапно и так же исчезать. У меня был педагог по фортепиано Владимир Александрович Школяр – воинствующий атеист, но при этом он был человеком, живущим не просто по совести. Он никому не отказал в помощи. Философ, умнейший человек, писал книги по методике преподавания фортепиано, по которым сейчас занимаются многие музыкальные школы. И это был человек невероятной честности и души, удивительный, потрясающе добрый. Для него Ленин с марксизмом и ленинизмом были очень важны, но мы на это как-то закрывали глаза.

Я встречал архиепископа, который был настолько скромным и считающим себя недостойным, что никому не давал целовать руку и все время ее убирал. Конечно, есть церковные каноны, это уже другое… Однажды мы всем хором были у этого архиепископа в гостях. И когда начали мыть посуду, он нас «выгнал», сказал отойти и больше слышать ничего не хотел. Ему было 80 с лишним лет, всю посуду он мыл сам.

Еще один пример – у нас на «Белом пароходе» была девочка Маша Кравцова, необыкновенной доброты. С мамой проходят мимо бездомного человека, а Маша говорит: «Мама, он замерзает, давай его заберем».

И они его домой ведут. Маши тоже уже нет с нами.

Вот эти люди все время появляются в жизни, просто их нужно видеть.

– Ваши дети очень часто поют песни со словами «радуйся», «дарите радость людям», «мы верим в жизнь». Что для вас значит это понятие – радость?

– Всегда должно быть много позитива. Наверное, я безнадежный оптимист. Вся моя жизнь полна радостных моментов, и они происходят каждый день. Что-то хорошее случилось, и меня переполняет счастье в данный момент. Вообще очень важно замечать мгновения счастья. Я знаю много людей, у которых, что бы ни произошло, все плохо. Вообще не понимаю, как так можно жить.

– А сегодня что вас порадовало?

– Недавно меня познакомили с одной хорошей женщиной из Санкт-Петербурга, и мы разговаривали насчет спонсирования нашего проекта. Она уже перевела нам определенную сумму на питание детей, я написал ей «Спасибо!», и вот как раз сегодня утром она ответила, что если нужно – возьмет кредит, но дети голодными не останутся. Вот такое у меня утро. Каждый год происходит какое-то чудо, и наш проект получается. Хотя, конечно, мы все понимаем…

– С одной стороны, у вас насыщенная гастрольная жизнь, сцены лучших оперных театров. А с другой – вы берете отпуск и три недели в Хабаровске работаете с особенными ребятами, наряжаетесь Нептуном на детском празднике. И эти две части вашей жизни кажутся очень разными. Как вы их совмещаете?  

– Первые годы очень тяжело комбинировалось. Это были две абсолютно разные жизни. Одна закончилась – гастрольная, и началась новая. А сейчас все перемешалось. За границей я могу встречать детей с «Белого парохода». Одна девочка с корабля оказалась в Париже, когда у меня был концерт в Парижской филармонии. Во «ВКонтакте» или в «Инстаграме» я увидел, что она выставила фото на фоне Эйфелевой башни, написал ей, пригласил с семьей на концерт. В Америке, в Портленде, тоже видел свою ученицу. К тому же сейчас даже во время контрактов приходится заниматься организационными делами по «Белому пароходу», поэтому две эти жизни потихонечку слились в одну.

– Вы говорили, что две девочки скончались, ушла и соруководитель проекта Ирина Анатольевна Юрьевская. Можете рассказать о своем отношении к смерти?

– Очень тяжело, конечно, все это переживать. У Маши был очень тяжелый порок сердца, мы даже специально делали серию концертов, чтобы собрать ей деньги на операцию. Собрали, но не успели передать – девочка скончалась. Это было ужасно… А с братом Маши мы очень дружим, ее мама – волонтер проекта. В тот тяжелый период старались их поддерживать.

– А как вы их поддерживали?

– Помню, я отправил им письмо, а содержание было таким: эти дети появляются на свет заведомо больными, чтобы изменить что-то вокруг себя, как ангелы. И эти две девочки – Альбина и Маша… Вокруг них люди становились другими, все старались помочь, с ними все дружили. И когда они ушли, было ощущение, что они выполнили свою миссию, ради которой появились на земле. И понимание этого поддерживало и родителей, и всех нас. Эти девочки приехали, научили нас немножко, как жить надо, и спокойно ушли. И сейчас смотрят на нас и говорят: «Да, получилось!»

Чем дальше, тем отношение к смерти становится проще. Я осознаю, что, когда человек уходит, мы прежде всего себя жалеем, потому что не увидим его больше.

Может быть, для некоторых людей уход к Богу лучше, чем мучения на земле…

Я очень часто летаю, и бывают плохие мысли. Несколько моих коллег из Александровского ансамбля разбились в самолете. Тоже задумываешься… И перед каждым полетом хочется все сделать так, чтобы само собой двигалось без моего участия.

«Даже если нечего отдавать, все равно нужно… отдавать»

– Как участие в благотворительности изменило ваше отношение к жизни, детям?

– Когда работал только для себя, чувствовал какую-то пустоту. Да, я востребованный артист, но духовных эмоций не испытывал. И вот с этим проектом все стало на свои места. Сейчас это уже неотъемлемая часть жизни, без которой жить совсем не смогу. Это детище. Это целая школа с вокальными традициями.

– На ваш взгляд, в чем предназначение человека на земле?

– Я думаю, что человек должен прожить жизнь так, чтобы о нем говорили только хорошее. Чтобы он сумел что-то создать. Если это педагог русского языка, то он должен быть таким, чтобы все вспоминали его как самого доброго и лучшего из всех, кого только знали.

Каждый должен найти свою нишу, в чем он наиболее талантлив, и это может быть что угодно. Даже если этот человек просто слесарь, зато он делает свою работу так, что люди потом благодарят. Если это так, то та высокая цель, к которой мы стремимся, достигнута. А это и есть по заповедям. Все надо исполнять по совести, честно, вкладывая душу. Ну и созидать, конечно.

Многие люди уезжают из нашей страны и потом говорят, как у нас все плохо. А ты что-то сделал, чтобы у нас получше было? Я считаю, что нужно что-то сделать здесь, и это могут быть какие-то небольшие вещи. Допустим, преподавание – созидание молодого поколения – это вкладывание себя в будущее. А глобальная цель человека – оставить после себя потомство, за которое было бы не стыдно.

– Вы нашли свою нишу?

– Безусловно. Если бы меня спросили, хотел ли что-то изменить, я бы сказал «нет». Хотя, конечно, есть и недопонимание окружающих. Даже некоторые близкие люди говорят: «Ты сначала стань народным артистом, а потом занимайся благотворительностью». А я стараюсь вложить все в образование детей, помогаю тем, кто хочет развиваться в музыке и дальше. У нас в хоровом училище сейчас занимаются человек 20-30 с «Белого парохода». Одна девушка учится в Венской академии, другая – в Портленде.

Я пытался первое время объяснить, что нельзя жить только для себя и иногда надо что-то отдавать. Но многие считают, что нужно отдавать только тогда, когда есть что отдавать. А я думаю, что даже если нечего, то все равно нужно (смеется). Отдавать – это «наркотик», в хорошем смысле. Надо только попробовать.

– А народным артистом хотите стать?

– Нет, сейчас народный артист – это далеко не статус и не комплимент. Некоторые артисты после двух лет карьеры и нескольких удачно снятых видеороликов получают звание народных артистов. А есть артисты, которых знает вся страна, а они только заслуженные. Поэтому если в советское время этот статус народного артиста имел огромную ценность, то сейчас ее нет.

– А здесь, в Академии хорового искусства вы часто бываете?

– Да, конечно, поддерживаю связь. Мы с братом в училище с шести лет, все детство провели здесь. С 9 утра до позднего вечера сидели и занимались. Московское хоровое училище им. Свешникова базируется на традициях Синодального училища, и здесь работали многие педагоги из царской России. А мой главный учитель – создатель Академии хорового искусства, выдающийся дирижер Виктор Сергеевич Попов. В студенческие годы нам с братом повезло попасть в мужской хор, который Виктор Сергеевич создал из выпускников и некоторых студентов академии. Мы гастролировали по разным странам, объездили всю Европу и Америку.

Знаете, страшнее всего выступать на этой сцене – здесь сидят педагоги, которые знают меня почти с рождения. И если что-то не так, то сразу скажут: «О, кажется, теряет голос…» или «Так-так-так, разжирел!» (смеется). Это же свои. Семья. Здесь всегда так.

Источник: http://www.pravmir.ru/nikolay-didenko-kogda-rabotal-tolko-dlya-sebya-chuvstvoval-pustotu/